Леонид Слуцкий откровенно рассказал о своих отношениях с президентом, футболистами и болельщиками ЦСКА.
Главный тренер ЦСКА Леонид Слуцкий стал одним из героев программы «Истории футбола» и дал в её рамках откровенное интервью.
«Одновременно в зал зашли президент клуба, Хуанде Рамос и я»
— Давайте начнём с 2009 года, когда вы пришли в ЦСКА. Я так понимаю, что было несколько предложений от Евгения Гинера, по крайней мере, слухи такие ходили. Как быстро вы приняли решение и насколько вы были готовы эмоционально к переходу в ЦСКА после «Крыльев»?
— На самом деле был не очень готов, потому что в «Крыльях» последние полгода был очень тяжёлый период. Мы попали в сложную финансовую ситуацию. Все силы были отданы на то, чтобы как-то сохранить «Крылья», потому что в летнее трансферное окно (об этом вообще до сих пор никто не писал) собиралась уходить вся команда. Задолженность по зарплате составляла более полугода, и ситуация была критическая. Я считал своей задачей сохранить команду, сделать так, чтобы никто из игроков не ушёл. Я уже понимал, что речь идёт не о каких-то высоких местах, а о том, чтобы сохранить команду в Премьер-Лиге. Когда все эти задачи ценой неимоверных усилий удалось решить — и ребята все остались, и обезопасили себя от вылета, — понял, что дальнейшего смысла продолжать работу нет: ни сил, ни эмоций, ни перспектив не осталось. Уходил полностью измождённым. Когда последовало приглашение от ЦСКА, думал, что не смогу найти в себе новые эмоции. Всё-таки такая команда, большой клуб, где просто так нельзя работать, без энергетики. Для меня это было большое потрясение — ведь после увольнения из Самары прошло буквально 10 дней.
- Почему уволили того, кто был передо мной? Почему выбрали меня? У вас такие вопросы к ЦСКА были?
— В голове, безусловно, возникали такие вопросы: почему именно я? Почему вместо человека с европейским именем? Но у нас ещё не такие отношения были с Евгением Ленноровичем, чтобы такие вопросы задавать. Та встреча была удивительная. Обычно нового главного тренера со старым разводят, ведут разными путями, чтобы они не столкнулись, здесь же сложилась уникальная ситуация — одновременно в зал для теории зашли президент клуба, Хуанде Рамос и я. Тут же было объявлено о том, что Хуанде Рамос прекращает свою деятельность, он поблагодарил всех ребят, пожал всем руки, после чего незамедлительно был представлен я, и мы отправились с ним обедать в столовую. Я задал ему огромное количество вопросов о команде, и он мне абсолютно откровенно обо всём рассказал. Я был поражён, насколько это было легко, профессионально и по-человечески. Обычно люди сложно реагируют на свои уходы.
- Порой в каждом успешном проекте есть несколько точек, в которых герои колеблются при принятии того или иного решения. Сколько у вас было таких точек за время работы в ЦСКА?
— Пожалуй, две. Первая — по окончании сезона-2011/12, в котором мы очень неудачно сыграли в весенней части и заняли третье место. Болельщики, большая часть, очень негативно отнеслись к этому, были непростые отношения с одним-двумя игроками. Это был первый момент, когда я искренне желал покинуть команду и думал менять клуб и заниматься дальше профессиональной деятельностью в ином направлении. И вторая точка — это зима прошлого года, когда мы попали в очень тяжёлую ситуацию в чемпионате, потеряли большое число игроков из-за травм и не вышли из группы Лиги чемпионов, не попав даже в Лигу Европы. У меня два раза было ощущение: хоть убейте, хоть палками бейте, я просто не могу выйти на тренировку — нет сил, эмоций, желания, настроения.
«Легко поступать так с людьми, которые не дадут сдачи»
— Что произошло в информационном поле после того матча «Крыльев» с «Тереком»? Почему вдруг эта игра стала столь обсуждаемой? И как вы вообще жили после того матча?
— Для меня была большая неожиданность, что этот матч обсуждался, как никакой другой. Потом я понял почему. Прежде всего, наверное, потому что после того матча наступила большая пауза в чемпионате, по существу не было последующих событий, которые могли бы перебить впечатление. А во-вторых, всегда очень легко поступать так с людьми, которые не дадут сдачи. В истории нашего футбола бывали случаи, когда клубы очень активно отстаивали собственную позицию, говорили о создавшейся ситуации, и к тому же все понимали, что каждое слово против может привести к каким-то действиям и ответу. А здесь сошлось несколько ситуаций в одну. Наверное, это был самый сложный период в моей профессиональной деятельности. И все домашние очень болезненно реагировали, и я сам, и внутри команды сложная была ситуация после всего этого. Но, наверное, такое должно было произойти.
- На вас журналисты в тот момент очень сильно обиделись, ведь вы воспринимались как человек открытый, единственный тренер лиги, который всегда готов общаться, и вдруг — закрылся.
— Когда я только начинал работу в футбольном клубе «Москва», у меня телефон не отключался, я отвечал абсолютно всем. Газетам, изданиям, всем, кто хотел взять интервью. Не потому что мне так хотелось пиариться, пиариться тренерам на самом деле практически невозможно, потому что пиарит тебя только твой результат, больше ничего. Просто мне казалось, что ты несёшь функцию популяризации спорта, своей профессии, футбола как такового. Но когда последовала очень жёсткая реакция, я, собственно говоря, понял, что здесь нет буфера, здесь невозможно создать запас прочности, и я очень сильно пересмотрел своё отношение к средствам массовой информации. Сегодня я общаюсь только с несколькими изданиями, причём с журналистами, которых знаю лично. Есть группа журналистов, которым я доверяю, в которых я уверен, в их высочайшем уровне профессионализма. Считаю, что именно так сегодня должен строить работу тренер, понимая, от кого можно ждать удар. Я не говорю, что меня нельзя критиковать, ради бога, сколько угодно. В нашей стране огромное число независимых журналистов, которые пишут всё, что считают нужным. Но когда ты с человеком находишься в ежедневном контакте, и он от этого ещё кормится, от твоей информации, то я считаю, что он мог бы более корректно подать ситуацию или вообще не поднимать ту или иную тему, учитывая личные взаимоотношения.
- А у вас было ощущение, что в ЦСКА журналисты вас поддерживали больше, чем болельщики, тренеры, игроки?
— Конечно, я это чувствовал в «Москве», но ещё раз говорю: это была иллюзия, просто потому что они на меня накинулись, как на этакий безотказный материал, который всегда всё прокомментирует. А уже здесь, в ЦСКА, я общался с узким кругом журналистов. И, безусловно, этот круг всегда меня поддерживал, желал удачи, и я чувствовал, что многие из них воспринимали победы ЦСКА как свои собственные. Наш общий друг Дима Фёдоров вообще сказал, что у меня такая карма, что в любом случае, независимо ни от чего, я буду вызывать раздражённую реакцию у определённого общественного слоя и соответственно у определённых средств массовой информации, интернет-изданий, потому что уж слишком нетипичный образ. Опять же, есть разграничения: люди, с которыми я общаюсь, очень сильно меня поддерживают, соответственно другая часть всё время критикует, и абсолютно по любому поводу.
- Помните, как звали вашего первого помощника в профессиональном клубе?
— В «Уралане» у меня первый помощник был Владимир Николаевич Бубнов. Да, фамилия замечательная, но фамилия — это единственное, что их объединяет. Это человек умудрённый опытом, который воспитал не одно поколение волгоградских футболистов и тренеров. Человек работал председателем областного спорткомитета Волгоградской области, имел большой опыт работы с тем же Сергеем Александровичем Павловым. И поэтому, когда я начал работать в «Уралане» уже в дублирующем составе, его помощь, несмотря на большую разницу в возрасте, была очень полезной.
- Что касается другого Бубнова. Вы, наверное, возвращались мысленно к той программе, где процитировали эту фразу из «Ивана Васильевича»: «Когда вы говорите, такое ощущение, что вы бредите» — и получили такого забавного личного врага?
— Эта история мне, если честно, уже поднадоела, потому что «артист обязан переодеваться», как говорил Костик в моих любимых «Покровских воротах». Бубнов, безусловно, человек футбольный. Когда он просто даёт голый анализ или ограничен по теме, на это кто-то смотрит, кто-то не смотрит. Но вот эта его фриковость — она уже никому не интересна.
- Придя в ЦСКА, вы в одном из интервью сказали, что те методы по сплачиванию коллектива, которые работали в других командах, тут просто неприменимы. Как выстраивались отношения с игроками — может быть, опять же были какие-то ключевые точки?
— Как ни странно, сейчас эти методы работают, когда многое выиграно. Они не работают быстро, но мой путь — это путь долгий, весь тренерский путь. У человека, который обладал серьёзным игроцким опытом, этот путь короче — он не начинает с детского тренера провинциальной команды, он получает должность помощника или тренера дубля, перепрыгивая десятилетия или двадцатилетия, а некоторые тренеры в детской школе и заканчивают. Понятно, что у человека с именем или титулами путь по завоеванию игроков короче. Но для футболиста самое главное, что он оценивает в тренере, это растёт он с ним или не растёт. Потому что если тренер со ста медалями, но его методы конкретно для Петрова не подходят, то Петров не будет доволен этим тренером. А в ЦСКА мы сразу стали работать и с места в карьер успешно выступили в Лиге чемпионов, впервые в истории вышли из группы. И этот быстрый результат, по существу, эту дистанцию укоротил.
- Что вы имеете в виду, говоря «команда тебя принимает»?
— В начале пути она всё равно смотрит настороженно, как бы то ни было. Кто это, что это, а как, а где, а чего, а сейчас мы посмотрим. Что же касается дальнейших отношений, когда уже по длинной дистанции идёшь, методы как правило не работают. Но они не работают вголую. А когда мы стали выигрывать, они стали работать. А футболист рангом ниже — он сразу принимает тебя, оценивает твой профессиональный уровень.
«Здесь очень жёсткая оценка: выиграл или не выиграл»
— Когда вы поняли, что то, что работало в других командах, начало получаться и в этой?
— Есть титулы или нет титулов — больше тренер никак не оценивается в такой команде, как ЦСКА. Атмосфера, уровень роста игроков, методы управления — всё это ерунда. Здесь очень жёсткая оценка: что-то выиграл или что-то не выиграл. Но для меня всегда было очень важно создать внутреннюю комфортную атмосферу, чтобы я мог приезжать на базу и понимал, что любой игрок себя чувствует комфортно, я себя чувствую комфортно, что я могу ходить по этажам, петь песни и никто меня за придурка не примет, что это черт знает что, что это будет спокойно восприниматься. Когда я говорю какую-то шутку, я не задумываюсь о том, как она будет воспринята, потому что у нас уже такой уровень взаимоотношений, что ты можешь говорить и шутить на любую тему, и это будет спокойно воспринято. Так вот это всё действительно первые годы не работало, это стало работать очень активно даже не после первого выигранного чемпионства, а после второго. На банкете подошли ко мне несколько ведущих игроков, которые прошли уже абсолютно всё. Они подходили в разное время, в разном состоянии, но тем не менее суть была одна. Они благодарны даже не за то, что мы что-то выиграли (у них были победы до, теперь у них победы в данный момент), они говорили, что им никогда не приходилось работать в столь комфортной атмосфере, и что многие, которые стояли в бойцовской стойке всё время, потому что понимали, что без этого не выжить внутри команды, они могут себя чувствовать максимально комфортно, расслабленно не на футбольном поле, не в тренировочном процессе, а в жизни, взаимоотношениях, общении. Для меня это было очень важно.
- История, когда несколько игроков подошли к вам и попросили пойти к президенту и поставить вопрос о приобретении новых футболистов…
— На самом деле было чуть-чуть не так. Но я могу рассказать. Понятно, что в последние годы конкурировать в чемпионате России невероятно сложно, потому что гонка бюджетов, покупаются супер-топовые игроки, иностранцы, и ЦСКА в этом плане… Президент неоднократно говорил, что мы не участвуем в гонках, в кастингах, в состязаниях, но я могу сказать, что Панченко — это первый российский игрок за последние пять лет, который был приобретён ЦСКА. Был сразу приобретён Набабкин, но он к нам в качестве свободного агента перешёл. Естественно, игроки понимают, что когда усилить команду сложно, то и побеждать сложнее. А выиграв один раз, ты понимаешь, что конкуренты будут становиться еще сильнее. В итоге такая пирамида выстраивается, к которой мы даже близко не подходим. Поэтому периодически в разговорах с отдельными игроками были отдельные моменты, когда они говорили, что должна быть длиннее обойма. После первого чемпионства все понимали: надо шагать дальше. Но есть желание, есть текущие возможности, кадровая политика и всё остальное. Поэтому скорее с моей стороны была инициатива: я по отдельности собирал группу ведущих игроков, пытался объяснить им ситуацию, пытался сказать, что на самом деле от вас зависит гораздо больше, чем от любого, кто из игроков придёт. И в той или иной степени кто-то сразу спокойно соглашался и говорил: «Окэй», кто-то очень долго с этим не соглашался, но надо им отдать должное. Если они уже говорят: «Да, мы согласны, играем по установленным правилам», то потом уже никто от этих правил не отходит, всё-таки большие футболисты и в плане профессиональной деятельности, в плане личностных качеств, поэтому их очень сложно в чём-то убедить, заразить собственной идеей, но если говорят «да», то это значит «да».
- Как вы относитесь к известной фразе Романцева, что тренер должен уметь резать по живому?
— Это называется работа, рационализм. Если игрок сегодня не приносит необходимой пользы в силу различных обстоятельств (травмирован, снизил требования к себе, повысилась конкуренция, возраст), то ты с ним расстаёшься и, соответственно, человек, с которым происходит расставание, в очень редких случаях может объяснить, что это действительно так. Я всегда говорю игрокам: вы умные и грамотные люди во всём, кроме одной темы — оценки самого себя. Они очень амбициозны, иначе не добивались бы побед, достижений и вообще в этом сложном, конкурентном мире не выживали бы. Поэтому естественно, что расставания — очень тяжёлые. Были моменты, когда и я понимал, что я абсолютно ничем не могу быть клубу полезен, была абсолютно искренняя реакция, и я не видел выхода другого. Поэтому когда меня спрашивают, «жалеете или не жалеете», да не жалею, потому что на тот момент это была реакция на происходящее и не более того. Это не были нервы, это не было какое-то взбрыкивание, это была реальная оценка текущей ситуации. Перестановки в тренерском штабе тоже происходят, несмотря на то, что ты работаешь много лет с людьми. Это необходимый процесс, который проходит везде. Если уже в личной жизни деды могут разводиться с женами, прожив огромное количество времени, где их профессиональная деятельность никак не связывает, то в профессиональной деятельности всё равно ты смотришь, как будет лучше для развития клуба, для эффективности работы. Как сказал Галицкий: «Красивых расставаний не бывает», поэтому в любом случае, любое расставание особенно если много лет работаешь с человеком, оно будет очень болезненное.
«Спокойно приезжаю на матчи “Спартака”»
— Вы болельщиков боитесь? Ну, не болельщиков, а фанатов? Когда они на эмоциях в толпе, а вы идёте после матча?
— Нет, когда я даже приезжаю на матчи других команд, того же «Спартака», и иду там спокойно, потому что не всегда тебе дают VIP. И я всегда очень спокойно шёл и никогда не чувствовал какой-то сверхагрессии, и вообще мне кажется, что фанаты очень агрессивны именно внутри стадиона, то есть, когда вот эта эмоция реальна. Я не беру вот эти случаи, бойцов, когда они, можно сказать, профессионально этим занимаются, это немножко другая история, но, на мой взгляд, всё-таки эмоции вне стадиона, они абсолютно обычные, даже после матча, а уж тем более до матча.
- Болельщики ЦСКА как вас воспринимают?
— Я думаю, они меня до сих пор не признали, потому что… Смотря, опять же, о каких болельщиках мы говорим. Если мы говорим о фанатах как о самой активной части болельщиков, как о самой слышимой части болельщиков. 10 человек могут сидеть тихо, один орать, и будет общественный срез делаться по этому человеку, а не по 10-ти тихим. Поэтому я думаю, что они меня до конца все-таки не признали и вряд ли признают, потому что не их я типаж. Наверное, сейчас они относятся ко мне несколько лучше, чем на первоначальном этапе. Да, есть какие-то определённые победы, достижения, но я уверен, что, вот в их глазах, у меня кредита доверия нет вообще. Помню, в том году мы сыграли домашний матч с «Анжи» 0:0, это была первая потеря домашних очков, домашних именно очков, играли на стадионе имени Стрельцова в ужасную грязь. Там мяч ударить было нельзя. Сыграли 0:0, и там уже были фанаты, которые кричали: «Уходи, убирайся, пошёл вон» и всё остальное. Поэтому, ну чего там говорить, кредита у меня нет, и в целом мой типаж им не особо приятен, симпатичен, но наверное, учитывая, что какие-то определённые результаты есть за эти 5 лет, они стали немного более лояльней, еще раз говорю, на очень коротком расстоянии. Стоит чему-то пойти что не так, уверен, что это всё в одну секунду вернётся.
- А Евгений Гинер изначально страшный был для вас человек? Вы боялись его?
— Ну, Евгений Леннорович обладает очень сильной энергетикой. Я точно могу сказать, что немного вообще людей есть, которые… боятся — неправильное слово… спокойно могут общаться, вот так скажу. Вот этот период, наверное, был достаточно долгий, когда я вздрагивал при каждом звонке и каждый заход в кабинет был сверхволнителен. Он там никогда не повышал голос, никогда не кричал, ничего этого не было. Ну чего уж тут говорить, человек с очень сильной, властной энергетикой, такой подавляющей, который за счёт этого может управлять государствами, а не то чтобы футбольным клубом. Через какой-то промежуток времени я не могу сказать, что это окончательно прошло, потому то Евгений Леннорович, если вдруг захочет, легко в себя эту энергетику каждый раз возвращает, но понятно, что с годами, когда эти встречи становятся чаще, когда ты этого человека узнаёшь, естественно, уже никто там не вздрагивает при первом же звонке. Но еще раз говорю: да, у него очень сильная энергетика. Я думаю, что любому подчинённому человеку и даже не подчинённому не просто.
- Скажите, а вы себя уже чувствуете аксакалом тренерского цеха?
— Ну, Юрий Павлович у нас работает. У него больше титулов.
- Разница в возрасте… По реакции того же Сёмина, Газзаева, всех тех, кто выиграл чемпионат, вы чувствуете её?
— Ну а в чём это должно чувствоваться? Где это должно ощущаться? Когда я прихожу на бюро, безусловно, там большая группа людей гораздо старше, опытнее меня и, конечно, я отношусь к ним с большим уважением. И при этом, я там тоже не молчу и всегда высказываю собственную позицию, и все спрашивают… Я не чувствую себя там молодым, ущемлённым. Ты можешь выиграть всё в своей карьере, но если сегодня ты ошибаешься, будешь сегодня плохой, твой статус имеет значение только когда ты закончил с футболом. В повседневной работе титулы не помогают никого обыгрывать. Никто чего-то ниц не падает, когда мы с чемпионом играем.
- Когда вы первый трофей выиграли, Кубок России, вы его себе забрали?
— Выигрыш первого трофея был омрачён ситуацией с Дзагоевым, это был, наверное, на тот момент, да может даже сегодня, самый… Просто тогда я как-то несколько иначе на всё это реагировал. Самый сильный конфликт, тем более он получил такую публичность… У меня были очень сложные ощущения. С одной стороны, выигран первый трофей, к которому ты так долго шёл. А с другой стороны — серьёзный конфликт. Он переборол ощущение победы. Ощущение счастья было после первого чемпионства, а не после первого выигранного кубка.
Три совета будущему преемнику
— Ну и последний вопрос как к человеку с чувством юмора. Известен анекдот, когда тренер письма пишет своему последователю… Все равно же уйдёшь из ЦСКА, рано или поздно.
— Наверное… Всё равно выгонят рано или поздно (улыбается).
- Что бы вы написали своему сменщику?
— Я помню, когда Артура Жорже спрашивали уже через несколько лет работы, что бы вы изменили во взаимоотношениях с ЦСКА? Он там реально давал несколько советов, что бы он сделал, и я их с интересом читал. Я тогда и близко не был с тренером ЦСКА, но я понимал, что, наверное, они в какой-то степени могут пересекаться с другим любым руководителем, ну в той или иной степени. А что касается трёх советов… Первый: тренер, который будет работать в ЦСКА, обязан львиную долю своего времени проводить в клубе и понимать, что клуб всему голова. То есть понимать, что ты здесь не «намбер ван» однозначно. И что, безусловно, есть решения, в которых ты независим, которые ты принимаешь, но все работают на клуб. То есть, если ты пришёл работать чисто на себя — без шансов. Это первое, это самое главное. И в соответствии с этим ты не можешь после тренировки ехать домой, заниматься семейными делами, потому что ты глубоко вовлечён во все клубные проблемы. На мой взгляд, иначе главный тренер ЦСКА просто не сможет ни долго работать, а вообще работать, даже если он там будет относительно успешен. Вот, вторая ситуация. Это обязательно хороший контакт с игроками, которые должны чувствовать, что ты за них горой, что ты готов решить любой их вопрос, что ты всегда с ними, в любых ситуациях: там, нападает ли на них пресса, другой клуб, там болельщики, что то ещё. И третье, наверное, основная часть, это то, с чего мы начали разговор, что каждый игрок, я подчёркиваю, каждый игрок должен чувствовать, что ты тренируешь именно его. Это очень сложно, создать такую, с одной стороны, иллюзию, с другой стороны, такую реальность, в которой бы игрок понимал: вот тренер, сегодня он тренировал меня, не рядом партнёра, а вот именно меня. Вот потому что игроки все-таки очень самолюбивы и у всех есть задача: попасть в национальную сборную, уехать в зарубежный клуб. То есть для многих ЦСКА не является уже вершиной и последней частью карьеры. Для многих является ступенькой и, особенно, для европейских игроков. И вот в этом плане очень важно ощущение того, что тренер тренирует именно этого игрока. Такие три совета я бы дал будущему наставнику.
