Президент ЦСКА в проекте «Футбольные истории» на телеканале «Спорт» рассказал о популярной фанатской кричалке, капитализации клуба и отношениях с главой РФС Николаем Толстых.
О кричалке «Гинер все купил!»
Первыми покрикивать начали болельщики «Спартака». Наши болельщики придумали свою большую кричалку. Эта фраза является там как припев.
Думаю, что народ, болельщики всегда видят нутро человека, кто ты есть на самом деле. Они могут тебя любить или ненавидеть. Это норма жизни.
О стоимости ПФК ЦСКА
Капитализация выросла раз в 300. Сегодня команду оценивают в 300-400 миллионов. Это не означает, что завтра придут и купят. Если мы зайдем на transfermarkt, то там есть трансферная стоимость игроков. У нас есть база, строящийся стадион на Песчаной. Этот стадион пока не входит в эту капитализацию, но когда мы его достроим, то, конечно, это сазу увеличит капитализацию клуба. Я не рассматриваю клуб, как бизнес. И тяжело рассматривать любой клуб в мире как бизнес. Футбол — это не бизнес. Это хобби, это любовь.
Об атмосфере внутри клуба
Я сумел сделать семейную обстановку, где каждый уважает друг друга. Я собрал в клубе очень сильных менеджеров. Их просто не видно. Они вносят очень сильный вклад в то, что у нас происходит. Есть также сильные юристы, финансисты. Их не видно, потому что они не такие публичные люди, как футболисты, которые на поле, которых видно везде.
О своем образовании
Диплом не нужен для галочки, чтобы я потом детям и внукам показывал, что вот я закончил университет. Мне даже неудобно, но мой друг — ректор МГИМО — сделал шикарную группу по спортивному менеджменту и приглашал меня читать им лекции. Я отказался в категорической форме, но ходу, потому что ректор мой очень хороший друг, поэтому я все равно прихожу и беседую с ребятами, отвечаю на их вопросы. Человеку без высшего образования, не буду прикидываться, что у меня 4 класса церковно-приходской школы… Я закончил школу, закончил ее неплохо, мог закончить лучше, если бы в советское время понимал, что образование даст возможность лучше себя проявить. Я смотрел на жизнь в СССР и понимал, что ты заканчиваешь институт и идешь, допустим, инженером, получаешь 120 рублей, потом со временем 180 рублей. А идешь таксистом и зарабатываешь до тысячи рублей, поэтому я не мог понять, зачем мне образование. Конечно, знаний не хватает, страдаю от этого, но не думаю, что получив книжку, стану умнее.
В Москву переехал потому, что Москва могла дать больше развития в жизни. При всей моей любви к Харькову, человек когда-то перерастает свой город. Тогда было разрешено кооперативное движение, и я пробовал всякие пошивочные цеха и всякие такие вещи.
О конфликте с Толстых
— Для меня нет врагов. Есть оппоненты. Чтобы назвать человека врагом, нужны серьезные причины. Если я вижу оппонента, то я перехожу на другую сторону дороги.
Нужно жить честно, порядочно и спокойно. Если кто-то посылает мне приветы или еще что-то, Господь он все видит и всем сестрам воздаст по серьгам. Чтобы всем стало понятно, скажу — не сплю с именем Николая Александровича, не думаю о нем. Он там живет своей жизнью, пускай живет. Я живу своей. Что касается футбола, то я буду отстаивать мнение клубов, которые точно также имеют право высказываться, как и все остальные. Не могу сказать, что у меня были прекрасные отношения с Фурсенко или с Мутко, когда они были президентами РФС, но эти люди созидали. Они что-то делали, и это было видно. Мы спорили по каким-то вопросам, не принимали друг друга за какие-то вещи. За последние два года мы разрушаем футбол. Мы не созидаем. Мы ищем, кто заказал статьи, кто выставил запись исполкома в газету, кто патриот, а кто нет, и так далее. Для чего? Чем мы занимаемся? Есть футбол, есть жизнь. Мы должны праздник людям устраивать и идти к развитию. Толстых к этому не готов.
Искать какие-то компроматы на кого-то… У меня к себе лично возникает один вопрос. Кто кричит — держи вора? Я не ковыряюсь не у кого в карманах, нравится — общаюсь, не нравится не — общаюсь. Подать человеку руку или не подать, я выбираю сам. Руки жали, чтобы показать, что не имеют оружия. Подать руку и сделать такой шаг не хочу. Неприятно, я этого делать не буду.